О конспирологии на бумаге и в голове

У меня есть дурная привычка – я занимаюсь какими-то вещами, темами по 10 лет, а потом, в разговоре, начинаю разбрасываться аксиомами, которые на самом деле таковыми не являются ни для кого, если, конечно, вы тоже 10 лет не провозились в той же песочнице.

Вот и сейчас, во время обсуждения нескольких моих постов в социальной сети об Эрдогане и турецком недопутче, вышла путаница  с конспирологией, поэтому хотя бы вкратце хочу объяснить  свое отношение к этой теме, которое, повторюсь, основано на 30-летнем пребывании в контексте (от диссертации и далее через сотни эссе на “конспирологические” темы в БЖ).

Конспирология как таковая никак не отличается от большого числа понятий, связанных с индивидуальной и коллективной рефлексией. В том смысле, что одним и тем же словом мы можем обозначать совершенно разные вещи.

Беру пример из моего перманентного параллельного ремесла – биржевого трейдинга и инвестирования. Ценная бумага под названием «обыкновенная акция» (common stock) – это что: инструмент спекуляции или инвестирования? Ни то и не другое. Это просто биржевой инструмент. Чтобы он превратился в элемент серьезной и ответственной инвестиционной политики, нужен определенный человек с определенными целями и задачами, который возьмет эту нейтральную реальность и использует по назначению – для инвестирования.

В то же время может прийти какой-нибудь безбашенный лудоман-спекулянт и спустить все свои деньги на брокерском счете за один месяц на тех же самых обыкновенных акциях, которые использовались для инвестирования. Почему так? Потому что такой человек :)

Благородный инструмент для возделывания огорода бабы Мани – тяпка – в руках тайского или индонезийского люмпена превращается в излюбленное орудие для убийства туристов-фарангов (если верить статистике :) ) Ну и так далее.

Вернемся теперь к конспирологии. Беспристрастно-академическое определение этого слова – теория, которая усматривает причины общественно значимых событий в тайном заговоре группы лиц, побуждаемых низменными стремлениями (корысть, жадность, властолюбие и проч.).

По аналогии с тяпкой и биржевыми акциями сама по себе конспирология не плохая и не хорошая. Более того, мы даже не можем ничего сказать о мотивах человека, задействующего ту или иную конспирологическую теорию. Почему? Потому что мы не знаем контекста! Конспиролог, выдвигающий ту или иную теорию заговора, может быть сам заговорщиком, распространяющим выгодные для него слухи. Он может быть писателем, создающим сюжет, которые по его справедливой оценке будет пользоваться популярностью в обществе, и, как следствие, обеспечит хороший тираж его книге. Он может быть журналистом, развлекающим читателя, либо отрабатывающим какую-то «повестку дня». Наконец, конспиролог может быть простым обывателем, для которого конспирология – форма мышления.

Соответственно, нельзя говорить о том, что конспирология плохая или хорошая вне контекста ее применения.

Волею судьбы я стал одним из первых пишущих людей в российской журналистике, который интенсивно использовал конспирологические теории в своих аналитических эссе, посвященных жизни выдающихся людей, историям известных корпораций, судьбам государств и даже континентов.

С моей (не)легкой руки в плавание по русскоязычной ноосфере отправились конспирологические зарисовки на тему Бильдербергского клуба, Богемской рощи, дьявольских экспериментов Bechtel и Monsanto, рождения Нового Мирового Порядка после 9/11, заговора Центробанков, таинственного создания Федерального резерва США, «новой нормы», рептилианских теорий Дэвида Айка, рукотворного кризиса ипотечных деривативов 2008 года, универсального сценария «Великой Триады» (инсценировка проблемы – возбуждение реакции – навязывание решения), длинной вереницы зиц-председателей от Ричарда Брэнсона до гизбаров Эдмонда Сафры и Берни Мейдоффа, псевдописателя Дэна Брауна, индустрии New Age и, наверное, самой знаменитой запущенной мною в русскоязычное информационное поле мифологемы – «масонского доллара», этого возлюбленного Баала всех конспирологов.

Если бы я знал заранее, как глубоко впитается в головы соотечественников моя постмодернистская игра в диалог с популярными сюжетами, я бы сто раз подумал прежде, чем решиться на такую деформацию реальности!

Хотя, честно говоря, мог бы и должен был догадаться о столь неадекватной реакции, потому как еще в далеком 96м году отмечал в программной своей статье «Америка и Америца»  отсутствие в русской ментальности «седьмого чувства», которое позволяет безошибочно отделять реальное («Америку») от воображаемого («Америцы»). Русский ум очень серьезен и очень доверчив, поэтому сначала всё воспринимает на веру, а затем перерабатывает в идеологию.

Как бы там ни было, но конспирология, которая в западной цивилизации (в первую очередь, конечно, американской) воспринимается всеми мыслящими людьми как элемент культуры, как развлечение, как игра, как страсть к парадоксу, как постмодернистский дискурс, как способ, наконец, просто разогнать тоску жизни и безысходность прагматизма, в русскоязычном поле с головокружительной скоростью превратилась в элемент мировоззрения!

Эта метаморфоза феноменальна, поскольку охватывает все слои общества – от думских миллиардеров до обобранного до нитки, однако же нашпигованного формалином гордости за державу, люмпен-пролетариата! Конспирологически мыслят политики в Москве, профессионалы в Питере, обыватели на форумах Рунета, офисный планктон Орла и завсегдатаи народных парилок Тюмени. Конспирология – это форма восприятия реальности современным русским обществом и форма его рефлексии.

Причин превращения постмодернистской игры в национальное мышление (а теперь уже, похоже, и – в государственную политику, и государственную идеологию) – множество, но главная – это защитная реакция ущемленных в правах людей, обделенных возможностью хоть как-то влиять на окружающую действительность. Ощущая свою ничтожность в социальном и гражданском плане, постсоветский обыватель сублимирует ее через конспирологию, усматривая в каждом общественно значимом событии заговор низменных инфернальных и тайных Властителей Мира.

Такой причинно-следственный паттерн, засевший в сознании, позволяет загнать глубоко в подсознание  свою угнетенность и социальную беспомощность (равно как и – невостребованность и бесправность), а за одно и убить еще парочку зайцев: с одной стороны, беспомощный и бесправный постсоветский обыватель самоутверждается за счет фикции “не у меня одного нет влияния, его ни у кого нет, кроме тайных небожителей-ротшильдов”, с другой -в воображаемых конспирологических конструкциях власти предержащие выглядят бесконечно омерзительными в нравственном отношении – оценка, оказывающая глубоко седативное воздействие на истерзанную постоянным двоемыслием психику обывателя.

Причина, по которой люди, наделенные реальной властью в постсоветском (теперь уже вернее – в неосоветском) пространстве, с энтузиазмом поддерживают (якобы – разделяют) конспирологический энтузиазм народных масс, не менее очевидна: конспирология – самый удобный, самый легкий и самый эффективный способ манипуляции обществом.

Конспирологическая дихотомия (Мы – Они, Свои – Враги, Добро – Зло, Мир Света – Мир Тьмы), а также легко детерминируемая (в силу униформно-неадекватного ее восприятия традиционалистским обществом) когорта «демонов» («гейропейцы», «фашисты», «либерасты», «майдановцы», «бендеровцы», «ювенальная полиция» и проч.) – это те простейшие схемы, которые позволяют шевелением мизинца решать неподъемные задачи по управлению разношерстным обществом с тяжелой генетикой.

В общем, эту тему можно еще долго углублять и развивать, но задача сегодняшней реплики гораздо уже: мне лишь хотелось донести до читателей идею неоднозначности конспирологии в терминологическом отношении. Так что, дорогие друзья, читайте конспирологические теории с удовольствием, наслаждайтесь игрой гипотез и таинственных догадок, но только, ради бога, не превращайте эту ересь в элемент собственного мышления! Хватит нам и тех полчищ зомби, которым переполнено общество.