Коричневый пломбир

Признаюсь, было очень интересно узнать, как нас встретят в Восточной Европе – странных путешественников по странному маршруту на машине с одиозными в контексте времени российскими номерами. Интересно, потому что страны, через которые пролегала наша дорога в Молдавию – в первую очередь, Польша и Румыния – наиболее болезненно переживают украинскую трагедию, а потому выступают на международных форумах за самые решительные санкции, единственно способные, как им верится,  что-то изменить в настрое российских правителей. Что касается Венгрии, то она решила повернуть ситуацию себе на пользу и в очередной раз заявила о претензиях на румынскую Трансильванию и западные области Украины,  некогда входившие в состав Австро-Венгерской империи. Обстоятельство это, правда, ровным счетом ничего не меняло в отношении Венгрии к “советским”, которым, похоже, никогда не забудут ни террора сталинского выкормыша Матьяша Ракоши-Розенфельда, ни кровавого подавления народного восстания против большевиков в 1956 году.

Короче говоря, путешествие по Восточной Европе обещало быть едва ли не менее захватывающим, чем по самой Украине. “Обещало”, однако, лишь в теории, поскольку все эти гипотетические ожидания и оценки “настроений” строятся исключительно на “публицистической дедукции” (то есть – из анализа местных – польских, румынских и венгерских – газет), а не на эмпиризме живого общения. Скажу больше: живое это общение как раз подсказывало прямо противоположное развитие  событий. С поляками у меня практически никаких контактов по жизни не было, зато довольно интенсивно общался с венграми (и в университетские годы, и во время своего месячного пребывания в Будапеште в середине 90-х годов), а уж с румынами, в силу непосредственной своей филологической профессии, съел не один пуд соли.

Как  же всё обернулось на самом деле? Как встречали-провожали российских путешественников на российской машине в Восточной Европе летом 2014 года – по горячим следам Крыма, малазийского “Боинга” и динозавров-“реконструкторов”, спущенных  в Украину прямо со страниц романа Андрея Платонова “Чевенгур”?

Начну с главного, поскольку это ускорит понимание единственной истины, которую мне бы хотелось донести до читателя: ВЕЗДЕ, абсолютно везде – в Варшаве, в Кракове, в Будапеште, в Клуж-Напоке, в Яссах, на всех таможенных и пограничных постах, во всех случаях общения с представителями государственных служб, частного бизнеса и рядовыми гражданами – нас, нашу машину и вообще все наше бренное присутствие на земле оценивали исключительно в контексте того, что мы сами собой представляли! То есть, как конкретных живых людей, с конкретной манерой поведения, с конкретными просьбами, реакциями, предложениями, благодарностями и даже сдержанным недовольством, которое, хоть и крайне редко, но приходилось выказывать. И всё это – ВНЕ контекста государственной, цивилизационной, тем более национальной принадлежности. Не говоря уж о российских номерах нашей красавицы Shogun :)

Детализировать сказанное выше можно до бесконечности, однако не думаю, что стоит тратить время почтенной публики на иллюстрации благожелательности, человеческого понимания, доброты, вежливости, учтивости, сдержанности и тактичности, с которыми мы встречались на каждом шагу на всем протяжении нашего путешествия по Восточной Европе. Главное, это донести мысль: не было ни единого эпизода, когда в общении (а общались мы очень много и интенсивно, желая едва ли не с умыслом как можно глубже проникнуть в местные реалии) кто-нибудь из поляков, словаков, венгров или румын попытался, пусть даже на подсознательном уровне, перенести конкретно на нас свое отношение к тому, что творит сегодня государство российское на Украине. 

А уж в том, что поляки, словаки, венгры и румыны безоговорочно осуждают сегодняшние действия государства под названием Россия, можете не сомневаться ни капельки: для жителей этих стран мертвая хватка большевизма – не пустой звук (как для обитателей Западной Европы и Америки), а горькая реальность, под игом которой довелось мучиться почти полстолетия! Но ни одному поляку, словаку, венгру или румыну даже отдаленно не пришло в голову перенести свое осуждение на нас, граждан государства, вызывающего страх и ненависть. Это – поразительный феномен, наверное, самый поразительный и восхитительный, какой только вынес из путешествия. Почему так произошло, постараюсь объяснить через минуту, а пока что приведу лишь маленькую зарисовку. 

В Кракове на одной из улочек Старого Города установлен Крест в память жертв Катыни:

Рядом с крестом – маленькая мемориальная табличка, не позволяющая подрастающему поколению забыть об этом преступлении:

Нечто похожее я уже видел во Львове и в Киеве: там, правда, вспоминали Голодомор. Поразительным образом, украинские мемориалы никак не вывели меня на тот уровень обобщения, который позволил бы вырваться из локальности исторической трагедий и, тем самым, превратить рефлексию в некий метафизический урок. Да –  Голодомор, да – Катынь. Сколько еще сотен и тысяч чудовищных преступлений против человечества было совершено большевизмом, все не перечесть. Ну а дальше-то что? Что с этим делать? Как с этим жить?

В Кракове случилось маленькое чудо: совершенно неожиданно скромнейший памятник жертвам катынской бойни открыл мне глаза на всю геополитическую ситуацию в целом! Не просто позволил осмыслить происходящее сейчас в мире, но и подсказал, где скрывается, если так можно выразиться, корень зла. Соответственно, открыл путь к разрешению исторического конфликта, которые в 2014 году вышел на совершенно новый – страшный и даже чудовищный – уровень.

Виктор Ерофеев недавно очень удачно и очень эстетски перевел трагедию Донбасса в плоскость советской мифологии, вернее, художественного ее преломления в романе величайшего русского писателя ХХ века Андрея Платонова “Чевенгур”: “И теперь, когда мы остались лицом к лицу с несвежими трупами,  мы видим возрождение и новый расцвет платоновских героев. Переползя через границу из Воронежа в Донбасс, они устроили на весь мир беспощадную войну ценностей. Это выдающаяся, откристаллизовавшаяся в новейшей истории война именно ценностей: западной цивилизации и чевенгуровцев”.

Ерофеев очень точно описывает парадокс “русской весны” как Голема Чевенгура: “Все мы помним героев этого романа, действовавших в воронежских и белгородских степях, неподалеку от Донбасса. Это были великие мечтатели, сентименталисты, убийцы, коммунисты, мистики, анархисты, садисты — все в одном флаконе. Они расстреливали с радостью кучу людей, которых считали буржуазией, они сердились на свою жертву, когда она от страха писала и какала — портила одежду и представление о человеке, но не очень сердились, потому что чувствовали власть над ней и с наслаждением, с юморком убивали… У наших новых чевенгуровцев — деревенское общинное сознание великой архаики, где наше — лучше, где мир делится на своих и чужих, на мифический верх и низ. У нас побеждает мужской, грубый культ силы, который морально (и не только) уничтожает людей, живущих иначе, чем мы, но наш пацан со светлым чувством спасет раненого воробышка (был такой рассказ о революционном солдате и воробышке у Замятина). В этот русский мир хорошо было бы запустить Леви-Стросса, аналитика примитивного сознания, но он предпочел заниматься грустными тропиками. Жаль! По части тоски и грусти мы обогнали все тропики! И по части гульбы мы тоже всех обогнали”.

В этом контексте мне бы хотелось акцентировать внимание читателей на аспект социальной мифологии, который пронизывает не только “русскую весну”, но и гораздо большее – ВСЁ наше русское (российское, советское – сегодня это суть абсолютные синонимы) мышление и мировоззрение. И именно этот мифологический аспект является главным и единственным водоразделом между НАМИ и европейской цивилизацией! Именно на этот мифологический аспект меня и вывел мемориальный крест Катыни в Кракове.

Сначала отвечаю на вопрос с одной стороны: единственное, что отделяет нас сегодня от европейской цивилизации, от мирного благостного сосуществования с колыбелью нашей культуры, веры и духовности (вся скифско-татаро-монгольская шушера пусть провалится в тартарары со своим кумысным бредом!) – это наше нежелание (хотя, боюсь, тут все трагичнее: не нежелание, а, похоже, невозможность и неспособность!) не просто отказаться от большевизма, но и предать его анафеме! Точно так же, как его предали прибалты, молдаване, поляки, словаки, чехи, венгры, болгары, румыны, грузины, азербайджанцы, а теперь вот и украинцы.

Ничего, кроме этого! Ничего, кроме проклятия большевизма, зависающего Дамокловым мечом над эгрегором России, нет между нами и остальным европейским миром. Именно это не могут понять наши соседи: почему и как россияне не то что не видят кошмара этого призрака, но еще и поклоняются ему?! Возрождают его поганый культ, творят себе сегодня новую старую религию – и это на костях десятков миллионов невинно убиенных этим Молохом собственных граждан!

Соответственно, здесь же и решение: хотите жить в мире с остальным миром? Вспомните о фильме Абашидзе, которому скоро уже 30 лет исполнится, а воз и ныне там! 

Теперь – ответ на вопрос с другой стороны: почему ни поляки, ни венгры, ни словаки, ни румыны не экстраполировали на нас, конкретных российских путешественников, свое отношение к России, впадающей со скоростью звука в очередной раз в ересь ненавистного всему остальному миру большевизма? Отвечаю: потому что перенесение общего на частное – на любом уровне: личного общения, политических оценок, восприятия искусства, интерпретации социальных событий и т.п. – это самая яркая и выразительная черта мифосознания! Иными словами: подобным перенесением страдают только те социальные группы (общины, революционные массы и даже целые народы), которые выстраивают свою жизнь на мифоканоне. Европа (Западная – давно, а Восточная – недавно) полностью освободилась (в результате своих множественных революций и социальных потрясений) от мифосознания (правда, дорогой ценой – впав в другую крайность: болезненное дробление реальности и доведение культа индивидуальности до полнейшего абсурда, особенно в плане эластичности ad absurdum морально-этических систем). Россия и российские народы упорно продолжают пребывает в мифоканоне. Мыслить мифологически. Поступать мифологически. Давать мифологические оценки. Выстраивать на социальной мифологии свою политику – что внешнюю, что внутреннюю. 

Вот по этой самой причине мы так спокойно и так комфортно путешествуем по Европе на машине с российскими номерами. Спокойно разговариваем на улицах по-русски, не опасаясь неадекватных реакций, когда кому-то захочется перенести свое общее отношение к России вообще и российской власти на частных индивидов и конкретных личностей. В мифе – именно так бы только и случилось. В свободной от мифов Европе, слава тебе, господи, этого нет.

Будем считать это эссе началом серии путевых дневников, которую, будем надеяться, я продолжу в скором будущем.