Голубятня: Гнилушка корешка

(Впервые опубликовано в еженедельнике “Компьютерра” № 20 (784) 04.06.2009)

Культур-повидло сегодня балансирует на самой грани дискуссионности. Поступаю так осознанно и умышленно, дабы задать читателю пределы для переосмысления собственных священных коров.

Культур-повидло сегодня балансирует на самой грани дискуссионности – не по масштабу непосредственно описанного явления, а по жизненной установке, ему подлежащей. Поступаю так осознанно и умышленно, дабы задать читателю пределы для переосмысления собственных священных коров: не все, оказывается, так однозначно в жизни не то что с врагами, но даже и с пенатами. Тем, кому по той или иной причине не хочется подвергать сомнению авторитет своих выстраданных до полной непререкаемости истин и убеждений, сегодняшнее эссе должно приглянуться хотя бы как анализ событий, проведенный сквозь призму ауры искусства, с которой познакомил читателей на прошлой неделе в публикации “Голубятни Онлайн” (“Неистовая нежность и восторг Нимфеи Альбы”).

Смотрите теперь, как в жизни бывает. Обозначенный выше “немасштабный сюжет” – это музыка группы Rush. Где-то, конечно, я лукавлю, и для всякого честного меломана и любителя рокмузыки Rush – не просто явление масштабное, а, прямо скажем, эпохальное. Шутка сказать: это неведомое широкой попсовой тусовке трио канадских музыкантов занимает, тем не менее, пятое место по числу выпущенных “золотых” и “платиновых” пластинок за всю историю современной музыки (24 золотых, 14 платиновых и 3 так называемых мультиплатиновых). Больше было лишь у The Beatles, The Rolling Stones, Kiss и Aerosmith. Дело, разумеется, не в статистике, а в объективном качестве музыки гитариста Алекса Лайфсона, басиста и вокалиста Гедди Ли и ударника Нила Пиэрта – качестве виртуознейшем.

Читатели, пребывающие уже в теме, согласятся с моей оценкой мастерства Rush (тех же, кто пока не в теме, призываю не полениться и загрузить пару-тройку торрентов – лучше всего начинать с Moving Pictures, 1981; Grace Under Pressure, 1984; и Snakes And Arrows, 2007): такого класса рок-музыку в чисто техническом отношении за всю её полувековую историю выдавали (помимо Rush) лишь четыре коллектива – Cream (легендарные Эрик Клэптон, Джинджер Бейкер и Джек Брюс), Led Zeppelin, Ten Years After (группа Алвина Ли) и Metallica. Не обязательно быть ярым поклонником перечисленных музыкантов (я, к примеру, почти не воспринимаю тарахтельно-громыхальную стилистику Хэтфилда и Ульриха), чтобы объективно оценить реальность: ТАК играть на инструментах, ТАК выстраивать композицию, ТАК чувствовать ритмику могут лишь редчайшие исключения из великого потока Её Величества Бездарности, оплодотворяющей практически всю современную молодежную музыкальную культуру.

Возвращаемся к Rush. Группа появилась на свет в конце 1960х годов усилиями сербского эмигранта во втором поколении Александра Живоиновича (думаю, теперь понятно, откуда растут ноги у сценического имени “Лайфсон”) и его одноклассников – Джона Ратси и Гарри Ли Вайнриба (никнейм “Гедди” возник из передачи трогательного фонетического своеобразия того, как его родная матушка произносила слово “Гарри”), сына польских евреев, переживших Вторую мировую.

На протяжении шести лет Rush выдавал на-гора совершенно безликую и убогую музыку, высшим достижением которой явился титул “вымороченного Led Zeppelin”. Кульминацией периода творческого становления стала, однако, вполне себе яркая пластинка “Rush” (1974), которая продемонстрировала два полярных тренда – техническое мастерство на грани виртуозности, наложенное на музыкальную апологетику и эпигонство (всё тех же Led Zeppelin, разумеется).

В июле 1974 года Джон Рамси покинул группу, и место ударника занял Нил Пиэрт, в результате чего Rush преобразился из хоть и профессионального, но третьестепенного коллектива в эпохальное явление современной рок-музыки.

Индивидуальность Rush, а вместе с ней – слава и величие музыкальной группы – возникли на фундаменте оригинальных поэтических текстов, которые Нил Пиэрт писал для товарищей. Считается, что лирика Пиэрта – это симбиоз философских (либертарианских), научно-фантастических и фэнтезийных мотивов, хоть и недоступных пониманию и уровню подавляющей массы поклонников рока, однако же завораживающих их этой самой недоступностью и высоколобостью. Тексты Rush, подкрепленные высочайшим качеством звучания, выведенного к концу 70-х годов на виртуозный уровень, в прямом смысле слова околдовывали миллионы слушателей, которые подчистую сметали с прилавков очередной “пласт” Rush, мчались домой, закручивали “вертушку” и с исступлением слушали что-нибудь типа такого:

We’ve taken care of everything
The words you hear,
The songs you sing
The pictures that give pleasure
To your eyes.
It’s one for all and all for one
We work together, common sons Never need to wonder how or why.
We are the Priests of the Temples
Of Syrinx
Our great computers fill the
Hallowed halls.
We are the Priests of the Temples
Of Syrinx
All the gifts of life are held within
Our walls1.

Мы обо всём уже
позаботились –
Словах, что вы слышите,
песнях, что вы поёте,
Картинах, услаждающих
ваши глаза.
Один за всех, все за одного,
Мы трудимся вместе,
общие сыны,
Нам нет нужды удивляться –
как и почему.
Мы Жрецы Храмов Сиринкса,
Наши великие компьютеры
наполняют святые залы.
Мы Жрецы Храмов Сиринкса,
Все дары жизни собраны
в наших закромах.

Слушали, ничего не понимали, но млели. Еще бы – “Наши великие компьютеры наполняют святые залы” (в 1976-то году!)! “Все дары жизни хранятся в наших стенах”! Не важно, кто такие Жрецы Сиринкса2 и с чем их едят (или – они едят нас), главное – магия слов завораживает, а все вместе сочно перекликается со “Звездными войнами”!

Прежде чем мы приоткроем завесу над магией Rush, необходимо придать восприятию их музыки ауртатическое свечение, обнажить тот самый неуловимый мир Вальтера Беньямина, который только и способен одарить нас глубокими откровениями. Так вот: при всей гениальности и виртуозности, популярности, яркости и выразительности музыка Rush парадоксальным образом… напрочь лишена жизни!

Для меня это открытие явилось едва ли не самым болезненным личным музыкальным опытом. Еще бы: Rush мне нравится головокружительно, я слушаю их постоянно из года в год, да что там – уже из десятилетия в десятилетие! Самое поразительное – композиции начала 80-х ошеломляют свежестью звучания даже на исходе первого десятилетия XXI века (с прямо-таки физическим реализмом ощутил это днями – в результате непреднамеренного вступа полной штиблетой в кизяк “Евровидения”!). Кошмар, однако, в другом. Слушаешь Rush, наслаждаешься филигранными гитарными пассажами, вокалом, композицией, поэзией и тут же, прямо тут же ощущаешь какую-то физиологическую нехватку свежего воздуха, дыхания жизни, румянца этой жизни, вместо которого – механичная, безупречная, выверенная, расчетливо холодная и оттого тоскливая поступь ожившего Франкенштейна!

Подобное восприятие музыки любимых музыкантов – не парадокс, а настоящая трагедия. Не катуллово “Ненавижу и люблю”, а прямо-таки де Садово “люблю и испытываю физическое страдание”. Поначалу пытался списать холодность и нежизненность Rush за счет виртуозности их музыки – нечто подобное временами прорывалось в творчестве Cream. Но именно что “временами”, как исключение, подчеркивающее лишь жизненность творчества в целом. У Rush всё совсем по-другому: каждую ноту в каждой композиции берёт Франкенштейн с зиппером на шее!3 Играет обалденно, одна незадача – мертвый!

Трагическое и болезненное восприятие музыки Rush продолжалось у меня ровно до тех пор, пока не докопался до первопричины трупного яда. А как докопался, так сразу и успокоился. Отныне и впредь стал воспринимать Rush as such: виртуозная музыка, которая очаровывала и будет всегда очаровывать профессиональной техникой, изысканностью композиций, мелодизмом и глубокой философской поэзией, однако никогда не сумеет достучаться до сердца, никогда не вызовет мурашек на коже и не наполнит глаза слезами, как то удается гораздо более простой в техническом и даже культурологическом отношении музыке, обладающей, однако, огромной перед мертвым Rush преимуществом – жизненной оплодотворённостью.

Пора, полагаю, назвать трупный яд в крови Rush по имени. По причудливому стечению обстоятельств имя отравительницы канадской группы совпадает с именем самого ненавистного для меня существа в подлунном мире – Алисой Розенбаум aka Айн Рэнд. Можете себе представить, каково было мое изумление, когда я впервые познакомился с аналитическим исследованием, прославляющим связь объективизма – псевдофилософского графоманства гомерической ведьмы – с музыкой Rush. Да что там – “связь”! Оказывается, Нил Пиэрт позиционировал все свое творчество ни больше ни меньше, как “an epic musical presentation of the ideas of Ayn Rand”4!

Сразу хочу вывести описываемые ощущения за рамки субъективных переживаний. Холодность и неодушевленность музыки Rush никоим образом не является плодом моего собственного воображения. На эту холодность и неодушевленность из года в год указывали многие музыкальные критики. Разумеется, указывали без обозначения причин этой холодности. Что касается непомерного и основополагающего влияния Айн Рэнд на музыку Rush, то об этом написано уже столько, что не хватает лишь докторской диссертации (кандидатские есть). Самое свежее, что довелось читать на эту тему, – эссе Шона Скаллона в American Chronicle (22 октября 2008 года), в котором автор, между прочим, проясняет тайный смысл уже знакомых читателям “Жрецов Храмов Сиринкса”: “Главы центробанков, которые на наших глазах сегодня захватывают контроль над мировой экономикой, накладывая, тем самым, руку на “все дары жизни”, о которых поется в “2112”.

Идеи Айн Рэнд оплетают поэзию Нила Пиэрта (а вместе с ней – и всю музыку Rush) столь плотно уложенной паутиной, что было бы утомительно выковыривать каждую пакость по отдельности. Вполне достаточно ограничиться парочкой чего-нибудь краеугольного, например вот такого:

Live for yourself, there’s
No one else
More worth living for
Begging hands and bleeding
Hearts will
Only cry out for more.5

Живи для себя, нет
Никого другого,
Более достойного жизни,
Потому что
Нищие попрошайки
И сердобольные политики
Всегда будут выклянчивать
Снова и ещё

Или вот такого:

There is unrest in the forest,
There is trouble with the trees,
For the maples want more sunlight
And the oaks ignore their please.
The trouble with the maples,
(And they’re quite convinced they’re right)
They say the oaks are just too lofty
And they grab up all the light.
But the oaks can’t help their feelings
If they like the way they’re made.
And they wonder why the maples
Can’t be happy in their shade?
So the maples formed a union
And demanded equal rights.
“These oaks are just too greedy;
We will make them give us light”.
Now there’s no more oak oppression,
For they passed a noble law,
And the trees are all kept equal
By hatchet,
Ax,
And saw.6

В лесу волненье,
С деревьями незадача,
Клены возжелали больше солнечного света,
А дубы игнорируют их притязания.
Недовольны клены
(И уверены к тому же в своей правоте),
Говорят, что дубы слишком высоки
И захватывают для себя весь свет.
Но дубы ничем не могут кленам помочь,
Дубы вполне довольны своей природой.
Дубы удивляются – отчего клены
Не могут жить счастливо в их тени?
Тогда клены организовали союз
и потребовали равных прав.
“Эти дубы слишком жадные,
Мы заставим их поделиться светом”.
Больше в лесу уже нет дубового диктата,
Потому что был утвержден благородный закон,
По которому все деревья уравниваются
Топором,
Секирой
И пилой.

У посвященного читателя дыхание должно перехватить от совпадений: лирика Нила Пиэрта – чистейший дистиллят антиальтруистского бреда провинциальной мегеры, охмурившей, по зловещему провидению, половину Правителей Нового Света. Тем же новобранцам культур-повидла, от которых ускользнули параллели между мертворожденностью Rush и ядом общественно-философского наследия духовной мамы Нового Мирового Порядка Алисы Розенбаум, рекомендую провести “инициацию” с моего эссе “Who is John Galt?“, а далее – со всеми остановками в каждой статье, посвященной Федеральному Резерву и банковской элите – благо все эти птенцы были “оплодотворены на смерть” нашей великой соотечественницей (ну как же, как же: “Russian Born American Writer”).

К заявленной дискуссионности добавлю под занавес и изрядную толику парадокса. Жизнь оказалась бы слишком убогой и невнятной, если б влияние Айн Рэнд на творчество Нила Пиэрта и Rush ограничилось удушающей аурой бесчувственности. Реальность, к счастью, никогда не бывает линейной. Помните, с чего начинался творческий путь канадских музыкантов? Правильно – с шести лет безликого лабания серой музыки. Затем пришел Пиэрт со своей “объективистской” ведьмой и… вывел Rush на вершины художественной зрелости и мирового признания!

“Отравил трупным ядом и одновременно вознес на вершину творческой самореализации”- как вам такое сочетание несочетаемого?! Вот только… несочетаемого ли? Разве что вы продолжаете верить в сказку о несовместимости гения и злодейства… Лично я никакого противоречия в “убийственно-возвышающем” влиянии Алисы (руками Пиэрта) на Rush не усматриваю, вот только природа этой дихотомии от меня всё ещё ускользает. Как и полагается всякой ауратической конструкции!

Софтверную гульку “Голубятни” постараюсь выдержать в достойных эстетских рамках – расскажу о программе изысканной, крайне полезной и… не от мира сего! Fences принадлежит к разряду улучшателей интерфейса Windows, до того убогого и порочного по рождению и природе своей, что исправить его радикально сможет или могила, или тотальный плагиат всего и вся из Mac OS. Чем, собственно, Windows и занимается потихесеньку (отныне это чудное украинское слово будет украшать наш культурповидлианский волапюк!), тибря от версии к версии очередные “маковские” примочки. Помогают нашей родной ОС-недотыкомке и утилиты сторонних разработчиков, тоже озабоченных идеей превращения мертворождённого Цахеса в Дюймовочку.

Fences – как раз одна из таких облагораживающих утилит. Программа занимается тем, что превращает рабочий стол операционной системы, бездарно в концептуальном отношении зачатый для роли промискуитетной свалки всего чего ни попадя, в стройную структуру осмысленного пространства. Сейчас поясню. Взгляните на десктоп любого пользователя Windows – это же паноптикум! Там-сям по всем углам без малейшего намека на порядок наброшены ярлыки на программы, созданные документы (именно, что уже не ярлыки, а сами файлы), закачанные из Интернета программы и архивы, фотографии знакомых и друзей, извлеченные на рабочий стол из электронных писем, и проч. и проч.

Без слёз за всем этим убожеством наблюдать невозможно, равно как и избежать самих слёз. Почему? Потому что упорядочить рабочий стол Windows можно лишь дегенеративным способом – по имени элементов, дате их создания, размеру и типу. Если кому-то подобный бред кажется порядком, смело считайте меня дятлом. Настоящий порядок – это когда в расположении элементов на рабочем столе пользователя царит тематический смысл: документы рядом с документами, фотографии рядом с фотографиями, архивы рядом с архивами.

Предвижу возражение фанов редмондизма: что мешает создать тематические папки и распихать содержимое рабочего стола по ним? Отвечаю: во-первых, мешает логика, потому что с папками десктоп превращается из рабочего стола в очередную директорию (и на черта он мне тогда вообще нужен?), во-вторых, после очередного автоматического “упорядочивания” (по типу, дате, имени) все папки вновь перетасуются на рабочем столе в бессмысленное месиво.

Короче говоря, Fences делает то, что делает: создает содержательную структуру на рабочем столе. С помощью этой утилиты пользователь волен тематически перегородить (отсюда и название утилиты!) рабочий стол на свое усмотрение по любой геометрии. Как это выглядит, смотрите на скриншоте.