О “Смерти Сталина”

Буфонада с запретом “Смерти Сталина” не имеет ни малейшего отношения к очередному английскому бурлеску, с его более чем своеобразной традицией абсурда, восходящей к лимерикам (это если копать глубоко), Монте Питону (не так глубоко) и Саше Когану (совсем недавно). Мне эта традиция не близка, а Коган — так вообще отвратителен (сколько раз я писал о нём в “голубятнях”!), но это не имеет абсолютно никакого значения в контексте ускоренного погружения РФ в реставрацию.

В 1984 году Тенгиз Абуладзе снял “Покаяние”, которое мурыжили на полке Госкино два года. В 1986 Элем Климов организовал закрытый показ в “Доме Кино”, на который я привёл делегацию румынских кинематографистов, с которой в тот момент работал. Я как сейчас помню две полярных реакции зала: одни восторженно аплодировали в кульминационный момент (когда герой вырывает из могилы отца-тирана и выбрасывает в пропасть), другие – либо тупили взгляд, либо выражали недовольство демонстративным гулом.

Собственно, всё на этом кадре и завязано. Те страны, где в общественном сознании случилось размежевание с большевистским мороком прошлого (Польша, Румыния, Прибалтика, Чехия и т.д.), где душегуба-мучителя символически извлекли из могилы и развеяли прах по ветру, фильм “Смерть Сталина” будут смотреть, либо хохоча от грубого ярморочного юмора, либо морщась от безвкусицы народного пантагрюэлизма. Там же, где большевистское прошлое — неотъемлемая часть национального менталитета (Украина), либо вообще — элемент реставрационной политики власти (РФ), ничего кроме отъёма прокатных удостоверений быть не может.

Забавно, что сама аудитория стран, обречённых и дальше тянуть лямку большевистской некрофилии, если бы власть её допустила к просмотру фильма, реагировала  точно такие же, как и везде: одни бы гоготали, другие — морщились, третьи — осуждали.